У одной из клеток собралась большая толпа. Тянулись вверх руки с мобильными телефонами и планшетами. Иногда из толпы в клетку летели какие-то предметы.
Мы подошли ближе.
– Петухи опущенные! Ложки дырявые! Ковырялки! – доносилось из клетки.
– Это и есть тот самый Милонов? – спросили мы.
– Да, это он, – вздохнув, ответил директор. – Беда с ним. Дразнят его постоянно. Совсем замучили, злые люди. Вроде бы теперь и демократия, и толерантность, а никакого сострадания в людях нет. Раньше с радужными флагами приходили, перед клеткой у него размахивали, так мы это дело пресекли. Теперь вообще ни с какими флагами к нам на территорию заходить нельзя: ни с радужными, ни с украинскими, ни даже с российскими. Так они теперь радужные браслетики ему в клетку кидают, вот он и бесится. А некоторые нарочно в сине-жёлтой одежде приходят, на флаг украинский похожей. Он тогда орать начинает: «Фашисты! Бандеровцы!». А иногда путается и всё вперемешку орёт. И смешно, и жалко. Совсем доведут его скоро, наверное. Вон, у нас же в соседней клетке Мизулина сидела, так над ней вообще по-чёрному издевались. То фаллоимитатор ей кинут, то пачку презервативов. Ей, бедной, дурно становилось, мы несколько раз врачей вызывали. Потом пересадили её в стеклянный террариум, чтобы посетители её видели, а она их – нет. Тетрис ей дали, теперь играется сидит.
– А клетка пустует?
– И не одна! Для Астахова же тоже клетку приготовили, а он, паразит, почуял неладное и за границу утёк. Сначала в Европу подался, политического убежища просил, но ему не дали. Он тогда в Азию куда-то сбежал, то ли в Камбоджу, то ли в Таиланд. Там теперь и будет жить-поживать, пока не сморщится.
В дальней клетке вдруг послышался страшный рёв. Стоявшие перед клеткой люди бросились врассыпную. Несколько женщин убегали прочь, унося на руках плачущих детей.
– Господи, кто это у вас там, тигр?
– Нет, там у нас куда более редкий зверь, – улыбнувшись, ответил директор и предложил нам подойти поближе.
Когда мы подошли, рёв уже утих, а огромный лохматый мужик в клетке отплясывал в одной юбке, то и дело задирая её и демонстрируя публике своё достоинство.
– Опа, да это же Джигурда! – обрадовались мы.
– Опа-Джигурда!!! – донеслось из клетки.
– Наша гордость, – просиял директор. – Половина выручки на нём держится. Есть только одна проблема…
– Эксгибиционизм?
– Нет, это как раз не проблема. Теперь же законы эти дурацкие отменили, хоть по улице голышом ходи, никого этим не удивишь. Проблема в другом. У нас вот в том вольере Хирург содержится, так посетители их постоянно путают. Хирург-то парень мирный, катается на своём байке по вольеру, никого не трогает. А эти дураки дразнят его, кричат: «Джигурда, Джигурда!». Сплясать его просят, член показать. Он, бедный, терпит-терпит, а потом не выдерживает, материться начинает, орёт: «Я не Джигурда! Я Хирург, Ночной волк!» А они не верят, смеются, думают, что Джигурда совсем спятил. Мы уже на днях табличку повесили: «Уважаемые посетители! Это не Джигурда!». Теперь вот указатели заказываем специально для клетки с Джигурдой, он же у нас самый популярный.
– И самый буйный?
– Нет, самым буйным я бы его не назвал. Боятся его только те, кто впервые видит. Работников он в клетку к себе пускает. Иногда, правда, начинает материться, руки распускать, тогда укол ему делаем. Но вообще с ним мало проблем. Вот когда Кургиняна к нам привезли, это была катастрофа. Троих санитаров покусал по дороге, пришлось им по сорок уколов делать от бешенства. До сих пор его в изоляторе держим, выпускать боимся. Слюной брызжет, глаза таращит. Жуткое зрелище.
– А кто-нибудь ещё у вас находится в изоляторе?
– Энтео в изоляторе, но он по другой причине. За него самого опасаемся. Он же, когда его привезли, Вторым пришествием себя объявил, кричал, что смерть на кресте готов принять, а потом воскреснуть. Боимся, как бы не натворил с собой чего.
– С Жириновским вы, наверное, тоже намучились?
– Нет, он как раз спокойный.
– Жириновский?!
– Ну да. Ест, что дают, на прогулку по вольеру выходит. В часы, когда посетителей много, выдаёт какую-нибудь тираду бессвязную про Америку, про ядерную войну… Народ постоит, послушает, да и расходится. Неинтересно им уже. А он переживает, похудел сильно. Боимся, что долго не протянет. Телевизор ему поставили, «Дом-2» теперь смотрит в записи.
– А у вас разве разрешены телевизоры?
– Некоторым ставим. Охлобыстин вот сидит, сам себя смотрит.
– А что у вас там, за забором с колючей проволокой? – поинтересовался один из нашей группы.
– Лучше не спрашивайте, – буркнул директор, с досадой махнув рукой. – Хотели туда одного особо опасного определить, забор этот построили, кучу денег потратили. А он в последний момент в горы ушёл, так и не поймали. Но, может, оно и к лучшему.
– Кажется, я догадываюсь, о ком речь, – улыбнулся наш товарищ.
– Только, пожалуйста, нигде не озвучивайте ваших предположений, – строго попросил директор.
– А есть у вас кто-нибудь из бывших оппозиционеров? – полюбопытствовал ещё один член нашей группы, ещё по дороге высказывавший сомнение в правильности всей этой затеи.
– Павленский был, но недолго, – ответил директор. – Мы-то его брать и не собирались. Время сейчас другое, сами понимаете, не наш он клиент… Но он сам прибежал голый, ножом себя поранил, к ограде наручниками пристегнулся. Пришлось его тоже в изолятор посадить.
– А что потом?
– Потом набежали правозащитники, митинг устроили перед входом. Узником совести его хотели объявить. Ходатайство за него написали, пришлось отпустить. Только надолго ли…
– А кто-нибудь ещё к вам сдавался добровольно?
– Кобзон приходил. Говорит: «Посадите и меня в клетку, я готов». Но мы его вежливо выпроводили. Всё-таки человек уважаемый, да и возраст почтенный…
– А вам не кажется, что это действительно бесчеловечно – держать людей в клетках, да ещё у всех на виду? Они же не убийцы, не маньяки какие-нибудь!.. – не выдержал, наконец, наш товарищ.
– Я понимаю ваш вопрос, – ответил директор, опустив глаза. – Но, видите ли, время сейчас такое нестабильное, пока всё утрясётся… Да и потом, у нас же тут не тюрьма. Есть официально установленная процедура, которая позволяет им выходить на свободу. Сначала проходят тестирование у психологов, у психиатров, юристы тоже присутствуют. После тестирования – тренинги, около трёх месяцев…
– И кого-нибудь так уже выпустили? – перебил директора его оппонент.
– Пока нет. Многие, как только слышат слово «свобода», начинают какую-то чушь орать про либерастов, Гейропу… На этом разговор и заканчивается. Другие тесты заваливают. Но вот Киселёв тестирование уже прошёл. Он вообще не дурак оказался. Сразу сказал: «Ребята, я готов играть по вашим правилам. Что от меня требуется?» Мы тогда растерялись: у нас вначале и правил-то никаких ещё не было. Потом он, правда, начал права качать, импортные продукты требовал, Европейским судом грозился. Но ему объяснили, что это не в его интересах, и он успокоился. Сейчас вот тренинги посещает. Может быть, скоро выпустим.